§1. Коммуникативная функция архитектуры

И дома разговаривают со своим зрителем. На понятном всем языке - языке элементов. О чем? О своей жизни: колонна сообщит очень много - о рождении, например, это ведь проходили в школе: ионическая, коринфская, а может романская, или на тонкой ножке - из пламенеющей готики, или дорическая пилястра из классицизма, или ампирная сталинская - со звездой в колосьях. По окнам можно определить возраст дома начала века довольно точно - эклектика или модерн: в модерне они стали играть роль равноправного декоративного элемента. Наличие или отсутствие тех или иных элементов расскажет о процессе реконструкции, вкусах реставраторов или архитекторов. Поможет нам проанализировать то, что хотел сообщить автор. То есть, происходит процесс коммуникации создателя здания и зрителя, того, кто на это здание смотрит, оценивает его. И данный архитектурный объект вызывает у него определенные эмоции, воспоминания, ощущения. Это происходит потому, что архитектурный объект создается архитектором в процессе акта творчества. При этом в объект закладывается определенная информация, обеспечивающая адекватное восприятие здания зрителем. Глазычев В.Л. Социально-экологическая интерпретация городской среды. М.: Наука, 1984.

Уже простое рассмотрение наших отношений с архитектурой убеждает в том, что, как правило, имея с ней дело, мы оказываемся вовлеченными в акт коммуникации, что вовсе не исключает функциональности.

Попытаемся встать на точку зрения человека каменного века, эпохи, с которой, как мы полагаем, началась история архитектуры. Этот «первый», человек, гонимый холодом и дождем, повинуясь смутному инстинкту самосохранения, укрывается по примеру зверей в расщелинах, среди камней и в пещерах. Когда утихает непогода, он выходит из пещеры и оглядывает ее снаружи, замечая углубление входа, и дыра эта напоминает ему о пространстве внутри, о сводах пещеры, о стенках, ограничивающих это внутреннее пространство. Так складывается «идея пещеры» как памятка на случай дождя (место, где можно укрыться от непогоди), но также идея, позволяющая увидеть в любой другой пещере возможности, открытые в первой. Возникает модель, образуется структура, нечто само по себе не существующее, но позволяющее различить в какой-то совокупности явлений «пещеру».

Возможности, предоставляемые архитектурой (проходить, входить, останавливаться, подниматься, садиться, выглядывать в окно, опираться и т. д.), суть не только функции, но и прежде всего соответствующие значения, располагающие к определенному поведению. Можно не уразуметь назначения некоторых архитектурных функций (функциональных свойств), что не мешает оценить их эффективность с точки зрения коммуникации (значения безопасности, свободного места и т. д.).

В современном дизайне принято считать, что средовое пространство имеет радиальную, концентрическую природу, и в центре его находится человек как образующий среду фактор. Однако, другой человек, находясь в том же самом географическом локусе, формирует другую среду, параметры которой могут быть существенно иными, третий -- третью и так далее. Восприятие среды глубоко субъективно, это одно из ее родовых свойств. Основным содержанием городской среды служит средовой контекст, то есть, то, что переживается эмоционально, на что направлена рефлексия субъекта, что ощущается им, а не понимается. К средовому контексту относятся и архитектурная аранжировка пространственных форм города, и комплексы его визуальной коммуникации, которую следует понимать весьма широко: от незаметной дорожной разметки до кричащих вывесок, витрин и щитовой рекламы. Мы не понимаем архитектуру, а ощущаем ее. Точно так же, мы не понимаем сигналов визуальной коммуникации, мы принимаем их, чаще всего -- помимо сознания. Городская среда становится продолжением глобального информационного поля, которое, по определению, однородно, и в восприятии городской среды мы оперируем теми же визуальными модулями, что и в восприятии медиа, будто переключились со своих шестидесяти четырех телевизионных каналов на шестьдесят пятый -- город.

Сама архитектура выступает как знак, понимаемый нами в доступном нам культурном контексте. Зоны исторической застройки - знак монархической России; индустриальные пейзажи и спальные районы мегаполисов -- знак советской эпохи; мечети и синагоги, помимо своего конфессионального назначения -- знаки национальных культур в православном пространстве.

И они уже не будут восприниматься иначе. Несостоятельность архитектуры, далекой от массового потребителя, не учитывающей резко возросшие масштабы преобразования окружающей среды человеком, требует, говорят авторы, пересмотра традиционных представлений о методах деятельности архитектора.